Как я примеряла на себя шапку земли

Дата: 16.04.2002
Автор: ТЮРИНА Ирина
Регион: Северный полюс

Арктика в подарок

Утром 11 апреля участники тура собрались в ВИП-зале московского аэропорта «Внуково». В состав группы, помимо туристов и представителей РАТА, вошли депутаты Госдумы РФ, президент Автономной некоммерческой спортивной организации «Полярный мир» Олег Продан, директор английской туристической компании Africa-Reps Джордж Кроссланд, автор и ведущий телепрограммы «В мире животных» Николай Дроздов, автор и ведущий программы «Непутевые заметки» Дмитрий Крылов, редактор этой передачи Татьяна Баринова, режиссер-оператор «Клуба кинопутешествий» Борис Амаров, генеральный продюсер телекомпании «Смак» Николай Билык, фотокорреспондент ИТАР-ТАСС Роман Денисов, генеральный директор журнала «Разыскивается отдых» Виктор Федосов и другие. В Мурманске к нам присоединились начальник Арктического регионального управления ФПС РФ генерал-лейтенант Анатолий Корецкий и заместитель начальника Арктического авиационного управления полковник Михаил Шумовцов.

О туристах, заплативших за поездку по $11 тыс., надо сказать особо. Все они бизнесмены, в основном – москвичи, лишь один был из Самары. О возможности побывать на Северном Полюсе, как правило, узнавали из рекламы. Например, президент НПК «Быстров» Сергей Выходцев увидел растяжку на улице и решил, что не только поедет в Арктику сам, но и сделает подарок к 33-летию своему другу и партнеру по бизнесу. О том, что они отправляются «отдыхать», Сергей сообщил Аслану накануне отъезда, но куда конкретно – сказал по-секрету только его супруге. Увидев, какие вещи жена кладет в дорожную сумку, Аслан удивился: «Ты что, на Северный Полюс меня собираешь?». О том, что летит действительно в Арктику, он узнал только во «Внуково».

Нам предстоял перелет по маршруту Москва – Мурманск – Нагурская (Земля Франца-Иосифа) – ледовый лагерь Борнео (к названию самого большого острова Малайского архипелага в Юго-Восточной Азии никакого отношения не имеет). Мы вылетели из Москвы около полудня и примерно через 3 часа были в Мурманске. Обычно дозаправка занимает 30-40 минут, но нам не повезло: в Нагурской испортилась погода, и мы застряли в Мурманске. Переночевали в гостинице аэропорта – не самой современной, но вполне сносной, и утром 12 апреля вылетели в Нагурскую. Через 2,5 часа наш самолет приземлился на острове Земля Александры архипелага Земля Франца-Иосифа, на аэродроме рядом с самой северной в мире пограничной заставой «Нагурское».

Самая полярная застава в мире

Надо сказать, что посещение ЗФИ смело можно считать удачей, поскольку на этот архипелаг в Баренцевом море практически не ступала нога туриста. Вообще, по подсчетам экспертов, на Земле Франца-Иосифа с момента открытия побывало не более 1000 человек. А открыт этот красивейший архипелаг из 190 островов был в 1873 г. австро-венгерской экспедицией и назван в честь императора Австрии Франца Иосифа I.

В Нагурском было 8 градусов мороза и мела метель. Здесь это называется весной, а зимой температура опускается до минус 50. При ветре до 30 метров в секунду – испытание не для слабонервных. Постройки заносит по самую крышу, в чем мы смогли убедиться: пока самолет заправлялся, пошли смотреть заставу, к дверям которой подходили по снежному тоннелю со стенами выше человеческого роста.

Кстати, по пути, в чистом поле, мы обнаружили знак, ограничивающий скорость движения 40 километрами. А чуть в стороне – еще один, на этот раз «кирпич». Несмотря на суровые условия, обитатели острова явно не теряют чувства юмора.

На заставе несут службу 31 человек. Связь с большой землей – только с помощью коротковолновой радиостанции, нет ни телевидения, ни радио. Кроме охраны государственной границы, одна из главных задач заставы – содержание в постоянной «боевой» готовности аэродрома, состоящего, собственно, из взлетно-посадочной полосы. Хотя самолет прилетает в Нагурское не чаще 1-2 раз в полгода, что всегда воспринимается как грандиозное событие. Отчасти и этим объясняется присутствие в нашей группе начальника Арктического регионального управления Федеральной пограничной службы России генерала-лейтенанта Анатолия Корецкого: пограничники очень заинтересованы в регулярности коммерческих рейсов через Землю Франца-Иосифа.

Солдаты здесь сами пекут хлеб. И сами обеспечивают себя водой: каждый день в любую погоду с помощью пилы и лопаты нарезают из плотного снега бруски, которые растапливают в специальной емкости. Есть на заставе теннисный стол и даже тренажерный зал. Тренажеры допотопные, а некоторые просто самодельные, но это, конечно, лучше, чем ничего. Самое большое развлечение на острове – русская баня, да еще с бассейном, которую обитатели Нагурской тоже построили сами. Березовые веники, правда, «импортные» – завезены с большой земли.

Забегая вперед, скажем, что белых медведей мы в Арктике не встретили – не довелось. Хотя как раз через остров Земля Александры проходит миграционный путь этих животных. Когда мы останавливались в Нагурском на обратном пути, пограничники рассказали нам, что накануне вокруг заставы ходил медведь и даже выдрал клок шерсти у одной из собак, которые пытались его гонять.

Мы пробыли в Нагурском не более часа. Еще через 1,5 часа самолет приземлился на ледовом аэродроме Борнео, примерно в 100 км от Северного Полюса.

Ледовая база Борнео: 89 градусов северной широты

Для инициаторов проекта работа непосредственно в Арктике началась недели за три до начала тура. Передовой отряд специалистов из 8-10 человек с помощью вертолетах был заброшен примерно в 100 км от Северного Полюса. В их задачу входило подобрать льдину для строительства ледового аэродрома и организации лагеря. Выбрав место, профессиональные полярники из Хатангского авиаотряда (Хатанга – поселок на полуострове Таймыр, 3,5 тыс. км от Москвы), с помощью небольшого трактора расчистили снег, сбили бугры, залили водой трещины. 2 апреля в Арктику вылетел грузовой самолет АН-74, на котором к месту будущего лагеря отправилась группа из 11 человек, в состав которой вошли администрация, врачи, повара, члены инженерно-технического состава, обслуживающий персонал и т.д. Этим же рейсом было доставлено все необходимое оборудование и питание.

Но ледовая база и аэродром Борнео возникли вовсе не в связи с нашим путешествием. Здесь, на 89 градусе северной широты, плюс-минус несколько километров в зависимости от состояния льдов, она располагается уже много лет и тесно связана с историей освоения Арктики. Мы, конечно, сразу решили, что за столь экзотическим названием (Борнео, напомним, – это самый большой остров Малайского архипелага, расположенного в Юго-Восточной Азии), скрывается подсознательная тоска полярников по теплу. Но сами они объяснили все гораздо прозаичнее. Слово «Борнео» было позывным одной из первых располагавшихся здесь высокоширотных экспедиций, а выбрано оно было потому, что сочетание звуков о-е-о лучше других прослушивалось в неизбежных тогда помехах радиоэфира.

Итак, мы на Борнео. Наш Ан-74 улетает, на аэродроме остается один небольшой самолет и два вертолета Ми-8.

По обе стороны от взлетно-посадочной полосы раскинуты четыре палаточных лагеря: «Ультра-тревел», Хатангского авиаотряда, француза Бернара и палатка нашего знаменитого полярника Виктора Боярского.

Минус 35. И днем и ночью в ярко-синем небе сияет солнце. Чуть вдали от лагеря на фоне невероятно белого снега сверкают бирюзовым цветом торосы – огромные осколки льдин. Трудно себе представить, но под нами – только лед толщиной около 2 м, еще ниже – Северный ледовитый океан, глубина которого в этих местах, как обозначено на карте Арктики, 4 км 170 м. И никакой земли.

Размещение почти с удобствами Лагерь компании «Ультра-тревел» на ледовой базе Борнео выглядел весьма живописно. На белом снегу – яркие красные и синие палатки для туристов и персонала плюс огромная желтая «кают-компания», где мы и собрались сразу после прилета.

Нам представили начальника лагеря Владимира Кошелева – опытного полярника, врача, за плечами которого пять зимовок на дрейфующей станции и должность губернатора острова Врангеля. Еще раз напомнили о соблюдении правил безопасности: больше чем на 200 м от лагеря без вооруженной охраны не удаляться во избежание встречи с белым медведем, в случае подвижки или разлома льда беспрекословно исполнять команды начальника базы, пользоваться темными очками и солнцезащитным кремом, не покидать лагерь во время пурги и т.д. Подробную инструкцию нам под расписку выдали еще во «Внуково».

Потом группу распределили по палаткам, которые представляют из себя двухслойные арктические модули, весьма просторные, с окошками, «предбанником», хозяйственным отсеком и даже кабинкой для туалета (об «удобствах» и гигиене мы расскажем отдельно). В каждом «номере» стояло по 8-10 раскладушек с уютными спальниками.

Через специальные отверстия с помощью расположенных снаружи теплонагнетателей, работающих на солярке, в палатки подавался горячий воздух, так что внутри было тепло.

Но спали мы, не раздеваясь. 35-градусный мороз за тонкими стенками палатки даже мысли не допускал, чтобы стянуть с себя свитер и брюки. К тому же, как только нагнетатели по каким-либо причинам, останавливались, а такое случалось, тепло тут же выдувалось. Правда, надо отдать должное персоналу: техники появлялись по первому сигналу и днем и ночью – благо круглые сутки светло. В общем, снимали мы только полярные костюмы, которые нам выдали еще в Москве – сине-желтые куртки и штаны на гагачьем пуху, такие же варежки и сапоги.

Понятие ночного сна в Арктике столь же относительно, как и сама ночь. В ситуации, когда и в полдень, и в полночь в небе одинаково ярко светит солнце, каждый устанавливал себе режим по ощущениям. Кто-то исправно ложился спать в привычные часы, кто-то тусовался до «глубокой ночи», а кто-то бодрствовал до 5-6 утра, не давая персоналу возможности провести обязательную ежедневную уборку в кают-компании.

All inclusive круглосуточно

Центром лагеря была просторная ярко-желтая палатка, которую все называли кают-компанией, – одновременно наша столовая, бар, клуб, зал заседаний и т.д. Если в жилых палатках не было ничего, кроме раскладушек и спальников, то в кают-компании было все: столики-стулья, за которыми могли свободно разместиться 50 человек (а нас было меньше), карты, шахматы, нарды, гитара и даже видеоаппаратура, к которой прилагалась приличная коллекция CD с фильмами.

Питание в лагере было организовано по принципу «all inclusive круглосуточно». В промежутках между обедами-ужинами на импровизированной барной стойке всегда была еда – колбаса, ветчина, сыр, вареные яйца и т.д.

На специально отведенном столе стояли большие электротермосы с кипятком, пакетики с чаем-кофе, сгущенка, шоколад, печенье, вафли, круассаны. Николай Николаевич Дроздов, например, страшно обрадовался, когда обнаружил среди всей этой выпечки свои любимые ванильные сухари с изюмом.

На обед наш повар Людмила Кошелева, жена начальника лагеря, варила супы из риса, лапши и мясных продуктов. Вторые блюда готовили, в основном, из полуфабрикатов: блинчики с куриным мясом, купаты, шашлыки. В любое время блюдо можно было разогреть в одной из четырех микроволновых печках, стоящих в кают-компании. Электричество в лагере обеспечивали дизель-генераторы. В общем, мы, мягко говоря, не голодали, хотя к концу нашего путешествия редактор телепрограммы «Непутевые заметки» Татьяна Баринова призналась: «Я бы сейчас полжизни отдала за апельсин».

Не было проблем и со спиртными напитками: «бар» работал также круглосуточно и на полном самообслуживании. Начнем с того, что в день приезда нас встретила стоящая на «шведском» столе пятилитровая бутылка виски. И, конечно, среди туристов нашлась пара любителей «уколоться и забыться», но большинство к присутствию зеленого змия относились философски и употребляли в меру.

Соседи

Надо сказать, что лагерь «Ультра-тревел» вызывал постоянный интерес других обитателей ледовой базы Борнео, и генеральный директор компании Михаил Муравьев почти каждый день водил по нашим палаткам «экскурсии». Мы уже говорили, что по обе стороны от взлетно-посадочной полосы находились еще три лагеря – Хатангского авиаотряда, обслуживающего ледовый аэродром, француза Бернара и нашего знаменитого полярника, директора петербургского музея Арктики и Антарктики Виктора Боярского. Все они были оборудованы, в основном, «капшами». КАПШ – комбинированная арктическая палатка Шапошникова, стандартное полярное жилье, рассчитанное максимум человек на десять, если спать вповалку или просто сидеть.

В центре «капши» располагается печка, работающая на солярке, но конструкция палатки такова, что обогрев получается неравномерным: вверху жарко, а внизу холодно. Оценить невиданный для Арктики комфорт хотели и летчики, и туристы, и бывалые полярники.

Виктор Боярский уже много лет водит туристов на Северный Полюс на лыжах. На «шапке Земли» они ночуют в палатке, в лагерь возвращаются на вертолете. Клиенты Боярского, главным образом, иностранцы, на ледовой базе не задерживаются: прилетели – ушли на Полюс – вернулись – за ними прилетает самолет, который увозит их на Большую Землю. На Борнео у Боярского стоит одна «капша», где можно переждать непогоду. В нашу кают-компанию Виктор пришел с группой испанцев, только что вернувшихся с Полюса: они шли на лыжах 6 дней, преодолев за это время 90 км.

Бернар – французский туроператор, который уже лет пять организовывает прием туристов на ледовой базе Борнео, откуда на вертолете или на лыжах в сопровождении проводников отправляет их на Северный полюс. С ним у наших полярников отношения непростые, ревностные, поскольку он иностранец, а работает в российском секторе Арктике. Бернар, конечно, тоже пришел в лагерь «Ультра-тревел» – видимо, на разведку. Лагерь ему не понравился. Во всяком случае, он сказал, что такой комфорт дискредитирует понятие полярного туризма и снижает остроту ощущений. Однако туристы Бернара дружно цокали языками и непременно просили у Михаила Муравьева визитную карточку.

Удобства на этаже

Как в лагере была решена проблема туалетов? Для короткого посещения «удобств» чуть поодаль от лагеря, метрах в 30, из снежных брусков построили «избушку» без крыши, в ней была выдолблена небольшая яма. И хотя в избушке было два отделения, ходили туда, в основном, мужчины – для женщин в 35-градусный мороз это было слишком серьезным испытанием.

В каждой палатке в специальном отсеке стояли биотуалеты. Горячий воздух в отсеки не поступал, но все же это были закрытые помещения, с крышей, «дверью» и даже символической «щеколдой». Неясно, работали ли в этом холоде туалеты как «био», но оборудованы они были как настоящие удобства: унитаз, туалетная бумага, корзинка для мусора и даже освежитель воздуха.

Для личной гигиены мы использовали специальные влажные салфетки, которые всегда лежали в предбаннике перед туалетом. Лицо желающие умывали снегом, нежелающие – не умывали. Для чистки зубов использовали талую воду, которая всегда была в кают-компании. Проблему бритья мужчины решили очень легко: не брились. Лишь трое из них каждый день мужественно боролись с щетиной.

Помыть голову возможности не было, поскольку обещанная полярная сауна по каким-то причинам не состоялась. Ощущения, конечно, не самые приятные, особенно для дам, но спасало чувство юмора. А вот внешние последствия этого обстоятельства оценить по-достоинству дамы не могли, так как захватили с собой только совсем маленькие зеркала. Зато когда, наконец, прилетел самолет с большим зеркалом в туалете, мы, увидев свое отражение, испытали легкий шок. Впрочем, тем радостнее была встреча с горячей водой в московских квартирах.

Над Арктикой на воздушном шаре

Полюс был кульминацией нашего тура. Путешествие из ледового лагеря на самую северную точку Земли занял в общей сложности 4 часа, о чем, конечно же, будет отдельный рассказ. В остальное время программа предполагала развлечения, коим мы предавались с разной степенью заинтересованности. Например, ездили на снегоходах «Буран», хотя сегодня этим мало кого можно удивить. Гораздо больше любопытства вызывали настоящие ездовые лайки, на которых мы катались вокруг лагеря. Собак было десять, они прибыли на Борнео во главе с их хозяиным, норвежцем, специально выписанным с Шпицбергена. Терье Оневик считается одним из лучших каюров в мире, и туристы буквально забрасывали его вопросами.

Еще мы летали на воздушном шаре. Это было целое действо. Полет долго откладывали из-за «неподходящего» ветра. Наконец, пилот аэростата Сергей Баженов объявил, что погода «более-менее». Всей командой шар надували с помощью специальной газовой горелки, на холодном воздухе он долго не хотел распрямляться. Потом все-таки поднялся – яркий, красно-синий, с огромной надписью «Россия» на боку. Строго следуя командам пилота, мы по очереди прыгали в корзину: один выскочил – один забрался, потом еще один выскакивает – другой забирается. Высоко подняться не удавалось – в 20-30 метрах от земли шар сносил в сторону сильный воздушный поток, но и там у нас захватывало дух от бескрайности сверкающих на солнце белоснежных арктических полей. Фотографы с удовольствием снимали сверху наш палаточный лагерь – снимки получились очень эффектные.

Сугубо полярное мероприятие – поход в торосы. Сопровождающий нас проводник был вооружен на случай встречи с белым медведем. Около двух часов мы бродили по твердому снежному насту, рассматривая пронзительно голубые полупрозрачные глыбы льда, большинство из которых были правильной геометрической формы. Зрелище удивительное. А целью похода была большая трещина, образовавшаяся в ледовом поле. Шли мы к ней не зря: впечатление производила не только глубина разлома, но и фантастическая игра света на ледяных сколах, почти северное сияние. На Большой Земле такого не увидишь.

Вот она, «шапка Земли»!

Группа распределилась по двум вертолетам Ми-8, причем в один из них пограничники с таинственным видом загрузили какой-то узкий сверток длиной метра два. Примерно через час полета, выбрав подходящую площадку, летчики посадили вертолеты в местности, в общем-то мало отличающейся от той, где располагался наш ледовый лагерь. Но это был почти Северный Полюс. Почти – потому что сесть непосредственно в точке 90 градусов северной широты, удается далеко не всегда: в этом месте могут торосы, трещины или даже полынья, как случилось, например, в 1999 г. А вот в 1998-м прямо в «нулевую» отметку удалось с самолета Ил-76 десантировать автомобиль, который встал на колеса и поехал.

Никакого столбика, флажка или другого опознавательного знака, который мы ожидали увидеть на Полюсе, там не оказалось. Глядя на наши разочарованные лица, летчики очень смеялись: географическая точка, конечно, существует и никуда не движется, но льды-то над ней дрейфуют, а значит, опознавательный знак, если его поставить, будет все время показывать разные координаты. Поэтому Полюс прямо при нас был определен с помощью переносного навигационного прибора GPS, он оказался всего в нескольких метрах от одного из вертолетов. И тут пограничники сняли бумагу со своего таинственного свертка.

Это оказался пограничный столб. Вообще считается, что точка Северного Полюса не принадлежит ни одной стране, поэтому наш символический пограничный столб мог означать только одно: сейчас здесь находятся граждане России. Но для нас это не уменьшало значимости события.

Столб был врыт в снег, вокруг тут же появились флаги – Федеральной пограничной службы, Народной партии (его привез депутат Госдумы Олег Коргунов), фирмы «Ультра-тревел» и даже Кении и Танзании, которые по просьбе посольств этих стран привез в Арктику Михаил Муравьев.

Капризная оптика

Разумеется, оказавшись на самой северной точке планеты, мы бросились фотографироваться. Именно бросились, потому что надо было успеть, пока не замерзли фотоаппараты. Оптика вела себя в Арктике, как хотела. «Мыльницам» почти все было нипочем. Более сложная аппаратура мороз переживала тяжелее. В первое время, когда мы заносили свои фотоаппараты в палатки, куда, напомним, подавался горячий воздух, линзы мгновенно запотевали. Причем, не только объективы, но даже внутренние стекла. Поэтому мы с фотокорреспондентом ИТАР-ТАСС Романов Денисовым были вынуждены разобрать аппараты почти на запчасти и сушить их возле того самого отверстия, откуда поступало тепло. После этого мы стали приучать свою оптику к сложным арктическим условиям. Вернувшись с мороза, на некоторое время оставляли кофры в «предбаннике» кают-компании. Затем заносили аппараты в тепло, но из кофров еще какое-то время не вынимали. И только потом начинали снимать. Конечно, этот метод иногда лежал нас возможности сделать какой-нибудь оперативный снимок в помещении, но мы решили, что лучше упустить что-нибудь одно, чем загубить всю съемку.

Кроме того, мне, например, пришлось усвоить, что, если объектив, попав из тепла на холод, покрылся инеем, ни в коем случае нельзя отогревать его под курткой, надо несколько минут подождать, пока стекло само очистится. Иначе объектив запотеет и, «вернувшись» на мороз, снова заиндевеет, но уже основательно.

В общем, непосредственно на Полюсе отогревать аппараты было негде, а провели мы там два часа. Приходилось без варежек на 35-градусном морозе вставлять пленку, электронные дисплеи на холоде работали медленно, цифры было еле видно, и это очень раздражало, поскольку мы торопились. Снимать старались побольше, в результате, например, мой аппарат замерз так, что не захотел… выключаться. Я спрятала его под куртку, но он «согласился» задвинуть объектив, только когда мы уже подлетали к лагерю.

Последний взгляд. Не знаю, сталкивались ли когда-нибудь арктически торосы с таким явлением, но на Северном Полюсе наша группа организовала… самую настоящую очередь. Народ столпился вокруг заместителя начальника лагеря Леонида Богданова, который всегда носил при себе спутниковый мобильный телефон. Звонок с Полюса входил в программу тура. Было очень смешно: видимо, спутниковая связь сильно искажает голос, и основная часть драгоценного времени уходила на убеждение собеседника, что «это действительно я» и «на самом деле с Северного Полюса». Убедить удавалось не всем. Например, ведущий телепередачи «В мире животных» Николай Николаевич Дроздов после безуспешных попыток дозвониться жене набрал номер тещи. На его слова «Это я, Николай» теща ответила: «Вы меня разыгрываете. Николай сейчас на Северном Полюсе». – «Да я же с Полюса и звоню!» – закричал Дроздов. «Так не бывает», – мудро сказала женщина и повесила трубку. Мне хотелось с этой удивительной точки земли поговорить, прежде всего, с мамой, но именно от нее я скрыла, что лечу в Арктику – чтобы не волновалась. Сказала, что командировка «в Мурманскую область». Уже на Полюсе решила: все-таки позвоню и просто скажу, что у меня все в порядке. Но побоялась – вдруг не выдержу, проболтаюсь? И свою очередь пропустила.

Что еще мы делали на Полюсе? Конечно, обмывали свершившееся. Еще желающие пили чай и кофе – из привезенных больших термосов. Забирались на высокие торосы и зажигали там необыкновенно яркие сигнальные шашки. Водили традиционный для этих мест хоровод «вокруг земного шара». Пограничники стреляли из ракетниц. В общем, праздновали.

Но, честно говоря, ощущение нереальности происходящего не оставляло. В какой-то момент захотелось уйти от тусовки, побыть в одиночестве и попытаться осознать случившееся. Уединиться было нетрудно: стоило лишь удалиться чуть в сторону за торосы – и сразу становилось тихо. А вот осознать – сложнее. Даже сейчас, в Москве, натыкаясь в паспорте на круглую печать с надписью «Северный Полюс. 90о N» (об этом позже), каждый раз удивляюсь: неужели я там была?

Но была – целых два часа. Потом нам скомандовали «По машинам!», мы быстро собрали пожитки, вертолеты взлетели, и это удивительное место снова стало пустынным, безмолвным, далеким и недоступным.

Полярные сюрпризы

Наше возвращение с Полюса в ледовый лагерь оказалось неожиданно трогательным. Еще от взлетно-посадочной полосы мы увидели, что возле кают-компании бродит… огромный белый медведь. Но, во-первых, тревогу никто не объявлял, а во-вторых, ходил зверь на задних лапах, то есть, в худшем случае, был дрессированным. Когда мы, держа наготове фотоаппараты, осторожно приблизились, медведь шагнул навстречу и раскрыл перед нами объятия. Ничего не оставалось делать – пришлось обниматься. Зверь оказался ростовой куклой, но весьма необычной. «Кукловод» не просто надевал на себя карнавальный костюм, а помещался внутри надувной меховой оболочки, поэтому внешне выглядел абсолютно как настоящий медвель.

Лицо «внутреннего» человека находилось на урове груди медведя, где было специальное отверстие с сеточкой, чтобы он мог дышать. Непонятно, каким образом при наличии сеточки воздух удерживался внутри оболочки, но, если прислушаться, то можно было услышать, как где-то внутри зверя урчит моторчик. Тем не менее, сдуваться кукла стала как раз в тот момент, когда меня фотографировали в ее объятиях, но на снимке это выглядит очень забавно: кажется, будто медведь положил голову мне на плечо.

На этом сюрпризы не кончились. Войдя в кают-компанию, мы увидели, что столики составлены в один длинный стол, на котором стоят большие блюда. А на каждом блюде – настоящий камчатский краб! Честное слово, в условиях Арктики это выглядело, как картинка из книги «О вкусной и здоровой пище» 1957 года издания. Возле каждого краба красовалась бутылка водки с суперэкзотическим названием «Стражник Заполярья». Во главе стола с торжественным видом стоял начальник Арктического управления Федеральной пограничной службы генерал-лейтенант Корецкий, поэтому нетрудно было догадаться, что этот подарок сделали для нас пограничники.

Генерал произнес короткую, но прочувственную речь: поздравил с «крещением» Арктикой, пожелал развития полярного туризма. И, кстати, сообщил, что крабы по происхождению действительно камчатские, но конкретно эти привезены из Мурманска, где их теперь тоже разводят. Народ громкими возгласами приветствовал инициативу мурманчан и подвиг пограничников. Крабам и «Стражнику Заполярья» воздали должное, уничтожив и то и другое практически мгновенно.

И тут «на сцену» вышел самый бывалый из присутствующих полярников – начальник лагеря Владимир Кошелев. Его «номер» назывался «Строганина». Он аккуратно разложил на столе большую разделочную доску, кусок белой материи и большой нож. После чего перед ним, как дрова, вывалили кучу замороженной рыбы – говорят, это были чир и нельма. Поставив рыбину на голову и придерживая ее за хвост – тряпочка нужна, чтобы не так мерзла рука – Кошелев стал ловко строгать ее, как палку.

Его жена Людмила, наш повар, раскладывала «стружку» по тарелкам, в середине которых была насыпана соль, смешанная с перцем. Под аккомпанемент анекдотов про чукчей, которые все тут же стали вспоминать, мы обмакивали замороженные кусочки в эту смесь и съедали. Блюдо весьма экзотическое, и восприняли его не все, но мне, любителю рыбы, очень понравилось.

К слову, спустя пару дней, летчики Хатангского авиаотряда угостили нас строганиной из оленины. Признаться, это блюдо произвело меньшее впечатление. Возможно, потому, что сырым замороженным мясом мы закусывали – вы не поверите – настоящий французский коньяк, который принесли туристы из лагеря Бернара.

Временный почмейстер

Был у нас в кают-компании «уголок по изготовлению сувенирной продукции», где лежали белые почтовые конверты и коробка с разными печатями на полярную тему. Там были «Ледовая база «Борнео» 890 с.ш.», «Svalbard posten», изображения белых медведей с надписью «Полюс» и т.д. Желающие могли наштамповать себе конвертов – на память, для демонстрации или подарков родным и близким. Правда, печати были сувенирными, но все же – хоть какое-то свидетельство нашего арктического путешествия. Старательно штампуя конверты, мы сожалели о том, что в Арктике нет отделения связи, поскольку идеальным подтверждением пребывания на Северном Полюсе мог бы стать только настоящий почтовый штемпель. Ведь, при большом желании, сымитировать белоснежную арктическую пустыню и сфотографироваться на ее фоне можно даже где-нибудь в Подмосковье.

Так мы «горевали» дня два, а на третий в нашей кают-компании появился очередной гость из лагеря Хатангского авиаотряда – ближайший сподвижник Артура Чилингарова, вице-президент Ассоциации полярников Юрий Бурлаков. Глядя, как кто-то возится с конвертами, Юрий Константинович вдруг спросил: «А хотите, я принесу официальный штемпель Северного Полюса?». Мы оторопели: «Самый настоящий?» – «Настоящий, – засмеялся Бурлаков. – И даже со сменной датой».

В общем, выяснилось, что еще в марте 1996 г. министр связи Российской Федерации издал приказ о назначении Юрия Бурлакова почмейстером передвижного отделения связи «Северный Полюс». И каждый год перед отправлением в очередную полярную экспедицию Юрий Константинович пишет заявление на имя начальника Моспочтамта и получает официальный почтовый штемпель, а после возвращения сдает его обратно. И в ледовом лагере рядом с палаткой, где живет Бурлаков, обязательно висит почтовый ящик. Перед отъездом из экспедиции на Большую землю, почмейстер вынимает из ящика письма, ставит на каждое почтовый штемпель с соответствующей датой и увозит почту с собой.

Можете себе представить, какой ажиотаж создал Юрий Бурлаков в нашей кают-компании. Он ставил круглый штемпель с надписью «Северный Полюс. The North Pole. 90o N. 13.04.02» на конверты, листы бумаги, книги, знамена, некоторые даже норовили подсунуть ему свою полярную куртку.

А я поставила отметку о пребывании на Северном Полюсе прямо в российский паспорт, на страничку «Место жительства». Следом стали подсовывать Бурлакову свои паспорта и другие, но тут выяснилось, что любые записи, не предусмотренные Положением о паспорте гражданина РФ, делают документ недействительным. И не исключено, что какой-нибудь дотошный проверяющий заставит паспорт поменять. Это было бы обидно, поэтому я подстраховалась и поставила такой же штемпель в заграничный паспорт, который тоже оказался с собой. После этого уже несколько раз пересекала разные границы – ничего.

Депутат Чилингаров настаивает

Накануне планируемого отъезда все участники тура получили еще по одному официальному свидетельству посещения Арктики – сертификаты, подтверждающие, что такой-то или такая-то достигли Северного Полюса 13 апреля 2002 г. Подписан этот документ Героем Советского Союза, президентом Ассоциации полярников России Артуром Чилингаровым, генеральным директором «Центра пропаганды, развития и освоения территории Арктики и Антарктики» Владимиром Кошелевым и генеральным директором туристической компании «Ультра-тревел» Михаилом Муравьевым.

Вручали эти документы в обстановке, максимально приближенной к торжественной. Каждого вызывали к столу, наливали стопку неизвестного напитка – довольно крепкого, но приятного на вкус, предлагали закусить строганиной, а потом под бурные аплодисменты присутствующих вручали яркий красивый сертификат и сувениры от «Ультра-тревел». После окончания церемонии нам приоткрыли тайну неизвестного напитка. Оказалось, что это настойка на золотом корне, приготовленная по рецепту Артура Чилингарова. Она была разлита в пол-литровые пластиковые бутылки с настоящей этикеткой, на которой значилось название напитка – «Чилингаровка» и портрет Артура Николаевича. Полярникам этот напиток хорошо знаком, но рецепт его изготовления не разглашается.

По идее, вручение сертификатов должно было поставить точку в нашей полярной эпопее: в этот же день, 14 апреля, за нами должен был прибыть самолет, чтобы ближе к ночи взять курс на Большую землю. Но самолет не прилетел: он добрался только до заставы «Нагурское» на Земле Франца-Иосифа. Потому что на Борнео началась пурга.

Шестое чувство Андрея Макаревича

Солнце померкло, задул сильный ветер. Трудно было разобрать – то ли снег сыплет с небы, то ли ветер поднимает его со льда, но был он мелким, как крупа, и острым, больно колол лицо и не давал открыть глаза. В кают-компании электронный термометр, показывающий температуру «за бортом», словно взбесился: сначала цифра минус 30 вдруг превратилась в минус 8, а потом этот показатель стал меняться буквально каждые две минуты – минус 10, минус 12, минус 11, опять минус 12. Ветер рвал флаги, стенки палаток прогибались под его порывами, но вот что интересно: все это практически не нарушало арктического безмолвия. Понятие «ветер завывает» в Арктике, похоже, отсутствует как таковое, поскольку дверных, оконных и прочих щелей, с помощью которых создается звуковой эффект, там просто нет. Мы сконцентрировались в кают-компании и выходили только при необходимости. С помощью спутникового телефона коротко предупредили родных и близких, что задерживаемся из-за погоды. И все вспоминали интуицию Андрея Макаревича. Дело в том, что сначала он тоже был в нашей группе, и даже прилетел с нами из Москвы в Мурманск. Но когда из-за непогоды на Земле Франца-Иосифа мы застряли в Мурманске, Андрей почувствовал, что группа вовремя может из Арктики не вернуться. А ему обязательно надо было быть в Москве именно 15 апреля. И когда наш вылет из Мурманска перенесли в третий раз, Макаревич переделал обратный билет и сел на самолет, который как раз вылетал в Москву. С нами остался только его продюссер Николай Билык.

Итак, на Борнео мела пурга. Никто не сомневался, что мы обязательно улетим на следующий день, но к утру небо также было затянуто серыми облаками, ветер не стихал, и в двух шагах ничего не было видно. Правда, в какой-то момент вдруг образовалось «окно» – ветер стих, и слегка прояснилось. Мы срочно связались с «Нагурской», но оказалось, что там тоже пуржит. Правда, взлетать – не садиться, и экипаж был готов поднять самолет, но для этого его надо было очистить от снега. Пока чистили – наше «окно» закрылось.

Группа разбрелась в кают-компании «по интересам». В одном углу ели-пили, в другом непрерывно смотрели видеофильмы, в третьем резались то в карты, то в нарды, то в шахматы, в четвертом пели под гитару. Никто не унывал и уж тем более не паниковал. Однако чувство тревоги, которое, конечно, присутствовало, и наше комунальное житье все-таки спровоцировали инцидент. Рассказывать о нем подробнее не хочется, упоминаю его лишь для того, чтобы показать: арктическая пурга стала для нас серьезным психологическим испытанием, и выдержали его не все.

Итак, перспективы вылета были самыми туманными. Интересно, что никто из нас не спрашивал, на сколько дней хватит запасов еды, хотя интересовал этот вопрос, конечно, всех. Потом выяснилось, что питанием мы были обеспечены недели на две. Но главной заботой организаторов была солярка, на которой работали нагнетали теплого воздуха. Не будет топлива – не будет тепла, без которого в Арктике не выжить.

Живая ВПП

На третьи сутки ожидания, 17 апреля, небо прояснилось, но ветер не стихал, продолжая мести по льду колкую снежную поземку. Видимость все время менялась. Для летчиков это означало, что лететь, в принципе, можно, а вот садиться опасно, поскольку низкая метель не позволяет увидеть землю. Эта ситуация долго обсуждалась с Мурманском и Хатангой. Мы напряженно ждали. В конце концов, к середине дня руководитель полетов ледового аэродрома Борнео Адам Подлипский принял решение. Самолет с Нагурской взлетит, но обитатели лагеря должны помочь ему сесть. Для этого люди должны встать вдоль взлетно-посадочной полосы: наши ярко-желтые куртки летчики увидят даже сквозь поземку, и тогда есть надежда, что самолет сможет приземлиться. В общем, нужны добровольцы – человек десять.

Десять не получилось, потому что к аэродрому пошли все. Адам Подлипский расставлял нас вдоль полосы группами по два-три человека, строго-настрого предупреждая: увидите самолет – сразу отбегайте в сторону. Я пошла с Адамом в самый конец, точнее, к началу взлетно-посадочной полосы, чтобы слышать его переговоры с экипажем по рации. «Как у вас видимость?» – спрашивал командир экипажа. «Порывами, – отвечал Адам. – То 1000 метров, то около 300». Попутно он пояснял мне, что при видимости менее 500 метров самолеты не садятся. Командир сообщал расстояние до земли, и мы вроде бы уже должны были увидеть самолет, но он все не появлялся. «Мы вас не видим, включите фары», – сказал Адам. И тут сквозь снежную мглу далеко на горизонте мы заметили две светящиеся точки, которые стремительно приближались. «Видим вас», – спокойно произнес руководитель полетов, но мне казалось, что он все-таки волнуется. «Мы пройдем максимально низко над полосой, сделаем прикидку и уйдем на разворот, – говорил командир экипажа. – Потом зайдем еще раз и попробуем сесть. Не получится – вернемся в Нагурское». «Слушайте меня внимательно, – сказал Адам. – Я построил для вас створ из людей. Все стоят слева от полосы, все в желтых куртках, вы должны их увидеть». – «А ты предупредил, чтобы они разбегались, увидев самолет?» – «Конечно». – «Ладно, попробуем».

Спустя минуту командир экипажа сообщил: «Вижу людей». Над группой, стоящей в начале полосы самолет прошел довольно высоко, поэтому нам «разбегаться» не пришлось. Остальные быстро отходили в сторону, и Адам предупредил экипаж: «Люди отодвигаются влево». Еще через минуту шасси коснулось ледовой полосы – экипаж посадил самолет с первого захода.

Мы кричали «Ура!» и аплодировали, хотя в пуховых варежках это теряло смысл. Я расцеловала Адама в обе щеки и помчалась в палатку собирать вещи.

Фото автора и Романа Денисова

Ещё о Северный полюс