Письма с «Президента»

Дата: 13.07.2012
Автор: ТИМОФЕЕВ Юрий
Регион: Речные круизы

Письмо первое: звезда на Спасской башне, статуя командора и «Булгария»

Здорово, конечно, что теперь практически каждый круизный теплоход, каждая круизная компания – ни «Президент», ни «Самарские путешествия» тут не исключение – обзавелись собственными гимнами. Но все равно, на мой взгляд, ничего лучшего в этой области, чем давняя, еще шестидесятых годов песня о том, как провожают пароходы (та самая, которую прославил недавно ушедший Эдуард Хиль), не придумано. Тем более что автором ее является коренной волжанин, сын сызранского настройщика роялей Аркадий Ильич Островский. А о Сызрани на страницах нашей газеты уже был разговор и еще будет.

«Уходят башенки вокзала И удаляется причал...» У большинства пассажиров круизных теплоходов «башенки вокзала» почему-то ассоциируются со шпилем московского Северного речного вокзала (фото).

Вообще, в отличие от железной дороги, где 10% вокзалов сохранились с дореволюционных времен и превратились в памятники архитектуры федерального значения, старых причалов на реках практически не встретить. Абсолютное большинство великолепных деревянных дебаркадеров (какой был, например, в Мышкине) при разных обстоятельствах сгорело дотла в 80-е и 90-е годы. Едва ли не последний из речных могикан блистает красотой, статью и резьбой в Рыбинске.

На Северном речном в прежнем блеске лишь украшенная уральскими самоцветами звезда, что без малого два года украшала Спасскую башню и, увы, не выдержала, по мнению тогдашнего кремлевского начальства, экстремально-высотных нагрузок. Где сейчас то начальство? А звезда, как и прежде – с иголочки. В отличие, к сожалению, от остального комплекса вокзала. Каким он был в лучшие годы – смотри фильм «Волга-Волга». Сейчас же вокзал «за низким траурным забором», по образному выражению Сергея Есенина. Фрагменты бетонного декора, подобно румянам гоголевской героини, отваливаются как штукатурка – кусками (фото).

Пока матросы убирают трап и отдают причальные концы, очень впору потолковать о судьбах отечественного круизного туризма вообще. Каковые, по единодушному мнению и организаторов, и пассажиров, весьма отчетливо делятся на «до» и «после». До и после «Булгарии». Ее призрак, даже после того, как несчастный теплоход, доныне стоящий в затоне в Камско-Устьинском районе Татарстана, отправят на лом, будет еще очень долго, подобно «летучему голландцу», скитаться по российским рекам. А всем, кто так или иначе к судьбам круизного туризма причастен, время объединяться перед лицом общей беды – речь идет о судьбе Дела, а не о местечковых амбициях. И не зря на последнем международном туристическом форуме VisitRussia-2012 не раз говорилось о необходимости создания программы развития круизного туризма в общероссийском масштабе. Но говорить и даже принимать постановления и резолюции мало: нужны современные причальные стенки (в той же Сызрани таковая снова появилась совсем недавно), специально оборудованные места для «зеленых стоянок», новые команды для судов, мягко говоря, не такие, как на «Булгарии». Нужны и суда нового поколения.

А что говорит статистика? Сегодня по Волге курсирует 120 теплоходов, чей возраст составляет от 20 до 50 лет. Большая их часть превращена из советского типа не слишком опрятных посудин (тот же «Президент» до реконструкции назывался «Сергеем Лазо») в современные круизные суда с полным комплектом удобств в каютах.

Но объем продаж на них сейчас сократился минимум на 10-15%. На те же проценты стало меньше на наших круизных линиях иностранцев. Объем майских продаж в нынешнем году составил лишь немногим более 90% от среднестатистических. Клиент куда больше, чем прежде, полюбил «длинные» маршруты – ведь плавание «Булгарии» было классическим маршрутом выходного дня из Казани. Потребитель турпродукта стал куда внимательнее читать подписываемые им договоры и вдобавок дотошно и въедливо вникать в вопросы обеспечения безопасности судов. Действуя при этом по принципу героя Островского – «давать казну, так знать за что»: вырос спрос на комфортабельные, «денежные» маршруты. Очевидно, бoльшие деньги в его представлении подразумевают бoльшую безопасность.

Требования ко всем системам безопасности после прошлогодней катастрофы, что вполне естественно, резко выросли. И не зря по палубам и каютам гуляет анекдот (в данном случае это слово следует понимать в его первородном значении – случай, бывший в действительности) о том, как некое судно не выпустили в рейс из-за того, что в потолочных плафонах, прикрывающих электрические лампочки в одном из салонов, обнаружились дохлые мухи.

Проходя на борту «Президента» от Северного речного вокзала до входа в канал имени Москвы (фото) я поневоле пожалел о том, что круизные путешествия до сих пор не породили своего язвительного бытописателя, своего Зощенко.

Какой же парад мелких амбиций и тщеславий разворачивается на берегах бухт, бухточек и затонов! Нет, я не о «новорусских» особняках, а тех судах, что некогда составляли законную гордость советского речного флота.

Один превратился в плавучий отель, другой – во вставший на вечный прикол ресторан с видом на канал и обратно, третий – в гремящую день и ночь дискотеку. Но, к счастью, не все утратили способность к самостоятельному передвижению по водам: вон пыхтит трудяга-речной трамвайчик. Как говорится, в чем душа держится. Зато новое имечко конкурентам на зависть и посрамление – «Император Александр II». Знай наших!

Но вот и первый по порядку от Москвы, он же шестой, так как нумерация идет от Волги, шлюз (фото). Вторая после речного вокзала часть огромного архитектурного ансамбля, который представляет собой инфраструктура канала «Москва – Волга» (с 1947 года канал имени Москвы).

Теплоход входит в шлюзовую камеру очень медленно, и потому есть возможность разглядеть и внимательно прочитать запечатленный на стенных мемориальных досках текст (фото). Никто не спорит, очень интересно узнать, сколько земляных и железобетонных работ выполнено на строительстве шлюза, когда он начат, когда постройкой окончен.

Право же, стоит вчитаться поподробнее в даты. Помните Некрасова, его «Железную дорогу»? Сталинские каналы – тысячекратно ухудшенный ее вариант: «А по бокам-то – все косточки русские...». Никто и никогда уже не скажет, сколько невинных, счет идет на десятки тысяч, погибло на строительстве этих железобетонных монстров. А где память? Только на одном из шлюзов удалось разглядеть скромную поминальную часовню.

Есть и чисто технический аспект. Года четыре назад мне случилось быть в Дубне и побеседовать со старшим по шлюзу, тому самому, у входа в который стоит чудовищная статуя командора-Ленина, полвека назад оставшегося без подельника-Сталина. «Этот шлюз с тридцать седьмого года никто и не думал ремонтировать, – сказал старый речной волк, – и сколько еще он в таком виде продержится? Просто страшно об этом думать. Бетон социализма тоже не вечен».

Но если никто не ремонтировал шлюзы, то что сказать об остальном? Все, что сохранилось в том или ином виде по берегам канала – в том или ином виде память о его строителях. От ложноклассических башенок (фото) до знаменитых колумбовых каравелл (фото).

Северный речной вокзал, как к нему ни относись, простоит еще, надеемся, долго. А вот так называемые «малые формы»... Круизный турист в большинстве своем, по слову Пушкина, на борту корабля ленив и нелюбопытен. Быть может, и не очень стоит его за то винить – после столичных офисов и безумных пробок речной воздух, уютная каюта, бары, танцульки, очаровательные попутчицы... Кому дело до берега, до осиротевших пьедесталов, полуразрушенных павильонов и пристаней, и прочего? Даже до частично восстановленных ансамблей в классическом «сталинском» стиле, с пионерчиками с горнами и девушками с веслом (есть такой неподалеку от Дмитрова)?

«А сопровождающий каждый теплоход гид на что?», – резонно спросит скептик. Об этом я постараюсь рассказать на подходе к славному городу Костроме. Пока же я вижу на левом берегу Волги веселые круглые купола никогда не закрывавшейся церкви XVII века в селе Поводнево, на правом – звонкие деревянные стволы недавно возрожденного Касьянова Учемского монастыря.

А это значит, пора прощаться, до скорой встречи в городке Счастливой Мыши – Мышкине.

Письмо второе. Мышкин как зеркало русской туристической эволюции

…И вроде бы все знаешь заранее – вот сейчас из-за речного поворота покажется венчающий высокий левый берег пятиглавый Успенский собор с колокольней (а воображение умело дорисовывает и пока не существующую звонницу второго собора – Никольского), на причал выскочит веселая мышка (фото), удалой хор на мотив Юрия Шевчука даст ответ на вопрос «Что такое Мышкин?», шибанет ароматом копченой рыбешки, брызнет в глаза сияние всяческой сувенирной мелочи с прилавков. Все в разной степени знакомо – уже почти двадцать лет. А все равно щемит сердечко. Может, от воспоминаний сорокалетней давности?

«"Памятники архитектуры? А у нас их нет", – сказали нам в симпатичном волжском городе Мышкине». Это – цитата из когда-то очень популярного путеводителя «Художественные памятники Верхней Волги» издания 1969 года. Что же было в том городе Мышкине? Обезглавленный, облезший собор с лишенной малейших признаков растительности площадью при нем. Больница в самом красивом здании города (сейчас в нем Опочининская библиотека), в симпатичной часовенке (фото) во дворе морг и какая-то воронья слободка в нынешнем здании Музея валенок. Бездонная, беспросветная русская тоска…

Если бы кто-то сказал, что к концу века станет Мышкин (тогда не город, а пгт – поселок городского типа) яркой звездочкой российского туризма, так точно отправился бы в ту самую больницу. Некоторые, впрочем, утверждают, что пришествие новых времен в истории города возвещал чудом сохранившийся с 70-х на выезде из Мышкина в сторону Углича памятник волку (фото), ныне очень популярный у детворы.

Но уже тогда в Мышкине были люди, предпочитавшие не говорить, а делать. Низкий поклон Владимиру Александровичу Гречухину, который лично встречал участников пресс-круиза на «Президенте».

Уже порядком набили оскомину регулярно слышимые охи и вздохи на туристических форумах: вот, этот Мышкин, взяли да раскрутились на абсолютно пустом месте... Любителям подобных рассуждений рекомендую книжку о Мышкине как типичном провинциальном русском городе – ее сегодня можно купить в городских книжных лавках и музеях. Там и история «мышкинского феномена», созданного еще в позапрошлом веке руками немногословных, но ухватистых юхотских мужиков и их потомков, и многолетняя история борьбы мышкарей в советские годы за возвращение городского статуса.

Статус города, как известно, был-таки возвращен Мышкину в приснопамятном августе 1991-го. А перед самым отплытием мне попалась в солидном магазине красочная энциклопедия «Геральдика России», издание 2010 года. Прочел на букву «М»: «МышкинО – поселок городского типа, райцентр в Ярославской области. Бывший город». Как говорится, нет слов…

Если же всерьез, то и Мышкин, и его близкий соседушка по карте, музе и судьбам Углич – суть своеобразные и, возможно, самые глубокие зеркала не только пройденного за двадцать лет российским «уездным» туризмом пути, но и его проблем, и сегодняшних, и завтрашних. Оба, кстати, давно входят в основанную в 2007 году Ассоциацию малых туристических городов России (АМТГ).

Проблемы, конечно, проблемам рознь. На поверхности и перед глазами те, что люди военные назвали бы чисто тактическими. Скажем, мышкинские, равно как и угличские автовокзалы и туалеты при них – точно из конца шестидесятых, единственное достоинство – расположены прямо в центре города. Любой мышкарь со вздохом отведет взгляд отместного «Сталинграда» – улицу со старинными, добротными, но давным-давно заброшенными домами, ведущую от Волги к подножию горы, на которой стоит Никольский храм.

Дальше – больше. Сегодня Мышкин принимает ежегодно более 150 тысяч туристов, Углич – уже около трехсот. На обеспечение таких турпотоков требуется все больше гидов. А где их взять, если собственное население Углича – чуть более тридцати тысяч, а Мышкина – и вовсе едва за шесть? У действующих гидов глотки, увы, не луженые, им тоже отпуска требуются, желательно в сезон, а где взять других? В больших городах не наймешь – кто польстится на небольшие уездные деньги? При этом и там, и тут прекрасно понимают, что обратной дороги нет – процесс пошел.

А музеи? На Мышкин и Углич их больше двух десятков, и от отсутствия посетителей они, похоже, не страдают. Однако… В рамках недавнего ярославского форума VisitRussia-2012 мне случилось беседовать с руководителем крупнейшего инвестиционно-туристического проекта в России «Ярославское взморье», первые постройки (фото) которогоотлично видны с теплохода на левом берегу Волги в паре часов ходу от Мышкина. «Как вы намерены сотрудничать в плане туризма с вашими «продвинутыми» соседями?», – спросил я. И услышал в ответ: «А никак. В Мышкине вообще смотреть не на что, а в Угличе... ну, максимум, обзорка минут на двадцать».

Вот так. Конечно, в первую голову тут ничем не прошибаемый, густопсовый столичный снобизм, которым сегодня во множестве одержимы не только деньги и власть имущие, но и «отцы туризма», и туристическая пресса. Одного моего коллегу фуршетом не корми, а дай вальяжно задать вопрос тем или иным региональным руководителям туризма: «Вот я недавно был в Париже (Флоренции, Севилье, Вене и т. п.). Почему до сих пор у вас не так, как у них?». Хороший вопрос.

Конечно, в новооткрываемых музеях порой чего только не насмотришься. Но у какой матери поднимется язык ругать малыша за первые набитые синяки и шишки, а тем более возводить их впоследствии в абсолют? Но не ошибается, как известно, только тот, кто ничего не делает, да и опыт – дело наживное. Под лежачие камни, которые напоминают многие перспективные в туристическом отношении малые города, и финансовые потоки не потекут. Скептикам я также посоветовал бы не побояться архивной пыли и открыть московские газеты начала 1860-х, где кто только не упражнялся в сарказме и остроумии по поводу некоего купчишки, которому деньги некуда девать и потому он развешивает у себя в особняке картины никому не ведомых и не нужных отечественных «маляров». Как, бишь, там его фамилия? Кажись, Третьяков?

При этом у многих, даже весьма не зашоренно мыслящих людей едва ли не с советских времен о музеях сохраняются весьма единообразные представления. Виктор Ерохин, вице-директор Угличского музея-заповедника, как-то заметил, что бывают музеи культурно-просветительные, а бывают – желудочно-развлекательные. Классический пример последнего – всем известный Музей мыши. И те, и другие имеют равные права на существование, но вот беда – права вторых до сих пор признаются далеко не всеми.

А с другой стороны определенный резон в приведенных выше суждениях есть. Недостаточно просто открыть новый музей, который, как известно, является не лавкой древностей, а живым и постоянно развивающимся организмом. Открылся и, как сказали бы в угличском музее тюремного искусства, не канают отмазки, что нет денег, нет времени обслуживать даже имеющихся посетителей и т. п. Взялся за гуж... Надо меняться, крутиться, удивлять, привлекать внимание, быть на виду, придумывать новые выставки, экскурсии, интерактивные программы. Как у Джона Мостославского в «Музыке и времени» в Ярославле, как в селе Вятском (фото), за шесть лет пробежавшем путь от абсолютно «нулевого цикла» до Государственной премии страны.

Общо говоря, нет ничего страшного (даже наоборот!) в «дегустационном» элементе программ мышкинского Музея Смирновых и угличской Библиотеке-музее русской водки (фото). Но беда, коль из года в год они остаются одними и теми же.

Конечно, у того же Мышкина пока нет такой мощной финансовой подпоры, как Олег Жаров у Вятского, убедительно доказавшего с командой, что динамичное развитие европейского уровня туризма в русской глубинке – отнюдь не маниловщина. Но кто сказал, что подобной подпитки у Мышкина не может быть в будущем?

Еще одна болевая точка, о которой был разговор во время встречи в Мышкиных палатах (фото) с представителями уездных администраций, в том числе туристических, и АМТГ – событийный туризм.

Не слишком уютно ему пока на российской почве. Общенародные праздники не в счет. Только Суздальский огурец расцвел пышным цветом. Матереет на глазах Угличский фотофестиваль. Постепенно отыскивает свою нишу, хотя и не так быстро, как хотелось бы, «Мышкинскiй самоходъ» – в этом году он впервые пройдет в первой декаде августа. Добраться до него из столицы, по-прежнему, проблематично – прямых автобусных рейсов, например, из Москвы в Мышкин (о специальных нет и речи) как не было, так и нет, в отличие от угличской фотофиесты.

А остальные? Кто и что слышал за пределами «родных» областей о замечательно веселом празднике помидора в Сызрани, о празднике блина в Сенгилее (Ульяновская область), не только без ложной скромности провозгласившем себя блинной столицей России (какая она там по счету?), но и поставившем памятник Блину? Примеры замечательных, просто-таки искрящихся замыслов можно множить и множить.

Конечно, с одной стороны дело тянут на дно неповоротливость большинства отечественных турфирм, занимающихся внутренним туризмом. Зачем им лишние хлопоты – по тому же Золотому кольцу и так поедут! С другой стороны, хорошего замысла сплошь и рядом бывает явно маловато. «Формула успеха того или иного проекта, в том числе событийного, – сказала мне исполнительный директор АМТГ Елена Канева, – имеет четыре слагаемых. Первое: предварительные маркетинговые исследования и поиск собственного пути. Второе: сумма вложенных средств – хороший результат немыслим без хороших вложений. Третье: профессиональная, энергичная, и, главное, нестандартно мыслящая команда. Наконец, мощный пиар. Если по какому-то из этих четырех направлений провал, успеха не жди».

Что ж нынешний «Самоход» (один из участников на фото) даст новую пищу для размышлений. А пока я прощаюсь – до славного города Костромы.

 

 

Письмо третье. Сусанинской неведомой тропою

Думаю, стоит предпослать эпиграф из современного туристического фольклора: «Куда ты завел нас, Сусанин-герой? Спокойно, ребята, я сам тут впервой!».

Ранним, туманным и совсем не летним утром по левому борту показалась Кострома. Затаившийся в низинке Ипатьевский монастырь, целый город торговых рядов с почти игрушечной колоколенкой Спасской церкви. И странно-пустое пространство правее рядов, чуть «разбавленное» неестественно скрючившейся на пьедестале фигуркой с характерно выброшенной вперед рукой. Кострома (кстати, ни она, ни Ярославль непонятно почему не входят до сих пор в «Великую Волгу») впервые упомянута в летописи всего-то на пять лет позже Москвы. Как у всякого древнего города, у нее тоже есть своя легенда. Но, как говорил Пушкин, «печален будет мой рассказ».

...Отечественные кремли – от восстанавливаемого в целостном виде огромного Нижегородского до совсем крохотного Зарайского, нынче весьма популярны. Угличский, Астраханский и Псковский вот-вот будут включены в списки Всемирного наследия человечества ЮНЕСКО. Вполне мог бы в них попасть и Кремль Костромы (фото), доживи он до наших дней. Но уже почти и не найти в родовом городе Романовых стариков, которые помнили бы его, так сказать, «живьем».

Если кратко, то состоял он из трех главных сооружений: пятиглавого Успенского собора XVI века, одноглавого Богоявленского и красавицы-колокольни, сработанной по проекту талантливого костромского зодчего Степана Воротилова. По счастью, несколько его звонниц с характерными завершениями-«шапочками» сохранились в Нерехте и ее окрестностях. В большом куполе Богоявленского храма располагалась библиотека, и пройти в нее можно было только через первый ярус колокольни и специальному проходу по крыше – ничего подобного в России больше не было. В 1934 году грандиозный ансамбль практически полностью стерли с лица земли, уцелел лишь крохотный дом причта.

Между прочим, все подробности того варварства засекречены до сих пор. Старые краеведы утверждают, что кремль был уничтожен по инициативе «великого сына болгарского народа» Георгия Димитрова, незадолго до того в одночасье ставшего депутатом Верховного совета СССР от Костромы. И это похоже на правду. Не тот же ли «борец за народное счастье» предлагал (сохранились стенограммы) убрать с лица Москвы Китай-город, дабы «миллионы и миллионы рабочего люда» со всего мира могли свободно преклонять колена перед ленинской мумией? Есть проект постепенного воссоздания чудо-ансамбля, но Кострома, увы, не принадлежит к самым богатым регионам России. На место, где когда-то стоял Кремль показывает и «Ильич», взгромоздившийся на пьедестал незаконченного из-за мировой войны памятника 300-летия Романовых.

Совсем неподалеку, рядом с торговыми рядами находился и возрождаемый ныне (есть надежда, что успеют к 400-летию династии) памятник Ивану Сусанину – коленопреклоненный крестьянин у основания колонны с бюстом молодого Михаила Романова (фото).

Чудом сохранившуюся колонну нашли на одной из свалок совсем недавно. В советское же время на той же площади был воздвигнут совсем другой памятник спасителю династии – суровый бородатый мужик в тулупе и с палкой (фото).

Живой, как жизнь туристический фольклор повествует о том, как в социалистические времена то ли по недомыслию, то ли по чьему-то коварному умыслу у сего монумента высадили из автобуса польскую (!) экскурсионную группу. И на вполне естественные вопросы гостей нерастерявшийся гид ответил, что перед ними памятник первому русскому экскурсоводу. Сей сюжет в сегодняшней Костроме мастерски используют – в сувенирных лавках запросто можно купить кружку со стихами: «Вот из этой кружечки Сам Сусанин пил, А, выпивши, экскурсии По лесу водил».

Но за шутками-прибаутками таится проблема очень серьезная – проблема путевой информации в круизах (да и не только в них). Где вспомнить о ней, как не на родине «первого русского экскурсовода»?

Сам жанр пресс-круиза подразумевает присутствие на борту теплохода не только представителей пишущей и снимающей прессы, не только руководителей туризма различного уровня, не только слаженной профессиональной команды, но и подобающего уровня сопровождающего гида, способного исчерпывающе и по делу ответить на непростые порою вопросы «акул пера».

Увы. С первого дня все участники пресс-круиза слышали в репродукторах ляпы типа «бaрочная церковь», «Ввeденский собор», «третий советский космонавт Николай Андриянов» (очевидно, подразумевался Андриян Николаев?) и прочее в том же духе.

Утром второго дня почтенная гидесса (интересно, по какому праву?) сочла, что своевременный прием пищи для прессы важнее, чем одна из главных достопримечательностей Верхней Волги – знаменитая Калязинская колокольня. Претензии и возмущение тележурналистов, увидевших знаменитую звонницу далеко позади, вполне понятны.

Дальше – больше. Что мешало вечером сделать, например, такое объявление по внутренней трансляции: «Уважаемые господа, сегодня вечером, приблизительно во столько-то часов, мы будем проходить Рыбинский шлюз, доныне остающийся одним из крупнейших речных шлюзов в мире. Через 40-50 минут после выхода из шлюза мы пройдем через исторический центр Рыбинска. Советую не пропустить зрелище подсвечиваемого городского собора – одного из лучших памятников русского классицизма». Зрелище и циклопического двойного шлюза, и особенно собора и впрямь фантастическое. Но – опять молчок: то ли элементарная лень, то ли воспоминание о недоброй памяти временах абсолютной засекреченности бурлацкой столицы, когда гиды круизных теплоходов, проходивших Рыбинск глубокой ночью, о ней даже не упоминали.

Еще один, чисто конкретный пример – из того же дня. Приблизительно через полтора часа после Калязина на левом берегу Волги показывается живописный храм (фото). Сооружение явно незаурядное (а сколько таких встретилось нам по дороге?).

Гида на большом теплоходе найти непросто. Пока мечешься по палубам в его поисках, здание скрывается из виду. Но даже если и повезет вовремя встретить своего «Сусанина», то в ответ на вопрос «Что за храм?» можно вполне услышать в ответ: «А я почем знаю?». В приватной беседе со мной почтенная леди, к слову, откровенно призналась, что о маршруте Москва – Самара имеет весьма смутное представление, и хорошо знает только окрестности Казани. Что ж, спасибо за честность. А храм так и остался неопознанным.

Далеко не лучшим образом, в смысле исключительно информационного обеспечения, проявила себя и команда «Президента». Каждый участник круиза знал, что между официальными стоянками по берегам встретится немало живописных мест и сооружений, но четких, конкретных ответов на вопросы типа «Какие города встретятся нам на том или ином перегоне?» или «Сколько километров (или часов) плыть до них?» у администрации круиза удавалось получить редко. А уж о распечатанном кратком описании всего маршрута не приходилось даже и мечтать.

Но нужно все же признать, что подобная ситуация во многом скорее не вина, а беда и гидов, и организаторов круизов. Дело в том, что в любезном Отечестве до недавнего времени полностью и абсолютно отсутствовали путеводители, привязанные к визуальному ряду той или иной магистрали. Речь идет и о речных, и о железных, и об автомобильных дорогах.

Путеводители советских времен тут абсолютно бесполезны – весьма объемные книжки, посвященные Оке, Волге, Волго-Балту больше напоминают недоброй памяти блокноты пропагандиста-агитатора с россказнями о светлом советском настоящем и еще более светлом коммунистическом будущем. Разумеется, ни о каких памятниках старины в таких «путеводителях» и речи быть не могло. Например, в путеводителе по Волге образца 1954 года о древностях Дмитрова открытым текстом написано: «Но не эта ветхая рухлядь определяет лицо Дмитрова – настоящего социалистического города». Как говорится, без комментариев!

В последние 2-3 года дело начало сдвигаться к лучшему, но только лишь на автодорогах. Книги с покилометровой «росписью»: такой-то километр – заправка, такой-то – кафе, такой-то – интереснейший памятник старины, а на таком-то стоит немного съехать с трассы, чтобы посмотреть на стоящий чуть на отшибе храм или усадьбу – вышли, и, что очень важно, регулярно переиздаются. И посвящены они популярнейшим туристическим маршрутам Москва – Сергиев Посад, Москва – Углич, Москва – Торжок.

Ничего подобного на железных дорогах ожидать, увы, в обозримом будущем не приходится, учитывая устойчивую и давнюю привычку железнодорожного ведомства засекречивать все подряд, даже названия рек, которые пересекают стальные магистрали. Но живописные берега Волги, кажется, еще никто не объявлял режимным объектом, да и разделительные буи на фарватерах, помогающие ориентироваться, никто не отменял.

Никто не спорит, составление, а в особенности регулярное обновление таких путеводителей – дело исключительно трудо– и затратоемкое. Тем более что и весьма сложные отношения некоторых регионов между собой тоже ни для кого не секрет. Но может быть, такой «визуальный» путеводитель со временем появится хотя бы в рамках «Великой Волги?».

 

 

Письмо четвертое. Чудный Плес-городок

Странное все-таки место этот Плес-городок. Уже не первый раз наблюдаю, как люди, никогда в нем не бывавшие, растерянно и чуточку изумленно говорят о том, что все вокруг им вроде бы знакомо. Конечно, кто не видывал с самых малых лет картин Левитана – не важно, в Третьяковской ли галерее, на скверных репродукциях или даже на конфетных коробках?

А кто не знает картины «Вечерний звон»? Сведущие люди скромно пояснят, что на левой ее части изображен Успенский собор города Плеса 1699 года с колокольней (фото). А на правой – давно не существующий храм, возведенный купцом Шишкиным 129 лет спустя на той же Соборной горе.

Высота высоте рознь, к иному обрыву подойдешь, так сразу хочется отпрянуть подальше. А бровка Соборной горы – место, как говорится, полетное (фото). Кажется, приподнимешься на носочки и тут же, как в детских снах, как гоголевский Хома Брут, легко полетишь...

Все привычно восхищаются плесскими пейзажами – шесть храмов, не слишком широкая (600 м) Волга, пятидесятиметровая Соборная гора. А между тем, история города не менее примечательна. Основан в 1410 году порядком подзабытым Василием I, сыном Дмитрия Донского. Памятник Василию (фото) стоит на Соборной горе перед отреставрированным и переходящим на туристическое «служение» зданием Присутственных мест (фото).

Князь Василий знал, что делал – окрестности с горы даже сегодня видны на многие километры. Но позже в плесской истории печальным лейтмотивом стали звучать слова «перестал быть». Перестал быть важным военным объектом – еще в середине XVII века. Перестал быть уездным городом – в 1798-м. Перестал быть районным центром – уже в советское время. Престал быть крупным торговым центром – с открытием в 1871-м железной дороги Иваново – Кинешма.

А кем «стал быть»? «Наконец добрались до Плеса, – вспоминает художница, ученица Левитана Софья Кувшинникова. – Он нас сразу обворожил. Привлекла больше всего та маленькая древняя церквушка, которую потом не раз принимались писать и другие художники, да и вообще городок оказался премилым уголком, удивительно красивым, поэтичным и тихим». Так с легкой руки Левитана Плес превратился в «русскую Швейцарию», довольно дорогой по дореволюционным временам, но любимый творческой элитой курорт (неподалеку от Плеса купил дачу Шаляпин). Кстати, церквушка, о которой пишет Кувшинникова, та самая, что запечатлел Левитан на картине «Над вечным покоем», сгорела три года спустя после смерти художника и была заменена схожим по типажу зданием лишь в начале 1980-х. А Левитану возле дома купца Солодовникова (фото), в скромном мезонине которого он жил, не так давно поставлен единственный в России памятник.

То, что писали о Плесе советских времен путеводители, даже цитировать не хочется – все про новые МТС, совхозы да колхозы. Кстати, раннесоветскую эпоху в истории Плеса попытались запечатлеть авторы многосерийной версии «Золотого теленка».

Правда, в 1960-х Плес был включен в «Золотое кольцо» России. В нем был единственный в мире музей Левитана, но не было даже самой плохонькой гостиницы – по административно-бюрократической табели о рангах Плесу таковой не полагалось. Многочисленные поклонники творчества великого пейзажиста вынуждены были искать пристанища в небольших частных домиках на набережной, мало изменившихся с конца позапрошлого века.

Самыми большими поклонниками города были актеры и художники. Правда, такой естественный в Плесе музей пейзажа открылся почему-то только в 1997-м. Масса «фанатов» была у Плеса и среди тех, кто не относился к богеме и в те времена еще не подозревал о том, что будет жить в условиях совсем иной общественно-экономической формации.

Одним из таких поклонников был выпускник МГУ Алексей Шевцов, в новые времена – крупный бизнесмен, до 2005 года возглавлявший совет директоров Южно-Уральского машиностроительного завода. Он и стал той «градообразующей личностью», которая с началом нового века изменила облик Плеса. Дюжина старинных домов на набережной были тщательно отреставрированы (никаких новоделов и новых особняков в дурно понятом стиле хай-тек) и превращена в гостиницу «Соборная слобода». Первым гостем в одной из них, весьма причудливой по архитектуре даче купца Павлова (фото), стал принц Майкл Кентский. О нем теперь напоминает специальная мемориальная доска.

О самом Шевцове и в Плесе, и вокруг него толковали и толкуют всякое. Очень всякое. Мол, криминальное прошлое и все такое. А Плес вроде как должен превратиться в подобие волжской Рублевки. Но такими вещами должны заниматься, как говорят, соответствующие органы, дело наблюдателя и, если угодно, летописца – фиксировать не толки, а реальные изменения в облике старинного городка. Из песни, правда, слов не выкинешь – лет шесть назад от самого г-на Шевцова мне довелось слышать весьма характерные слова о том, что людям с тощим кошельком в Плесе делать будет нечего. Жалоб на запредельные цены в большинстве плесских гостиниц в интернете, действительно, сотни и тысячи. И впрямь, как вам понравятся цены от €150 за место в комплексе «Соборная слобода», от €80 в гостинице «Фортеция-Русь» и 12 с гаком тысяч за обычный двухместный номер в дачном отеле «Частный визит»? Возможно, г-н Шевцов слегка ошибся в расчетах – принцы, шейхи и олигархи с толстенными кошельками в Плес что-то не очень слетаются, предпочитая иные, более теплые места. Однако простецкая публика в Плесе бывает – годовой турпоток сюда достигает, по самым скромным подсчетам, 200-250 тыс. человек. Сегодня в самом городке (собственное население Плеса – менее трех тысяч человек) и его окрестностях насчитывается, по данным начальника Департамента спорта и туризма Ивановской области Николая Зотова, более двух тысяч, как говаривали в те же советские времена, «койко-мест».

Коллега по перу, большая поклонница Плеса, как-то заметила мне: «Ну и что, что в том же «Актере» ненавязчивый сервис и сплошные воспоминания о брежневской эпохе? Переночевать и там можно. А мы в Плес, как и в Париж, не за суперкомфортными ночевками ездим!». Как говорят в таких случаях итальянцы, se non e vero, e ben trovato. Если не правда, то здорово сказано. Словом, это как раз тот случай, когда рыночная экономика все расставляет по местам.

А что же вне ночевок? За последние годы плесская набережная, а ее протяженность свыше трех километров, обрела вполне европейский лоск. Порой уж слишком европейский и не имеющий ни малейшего отношения к тихому российскому провинциальному городку. Проблема эта, впрочем, на глазах обретает масштаб едва ли не общероссийский...

Ресторан «Яхт-клуб». Зимний сад. Кофейня Софьи Кувшинниковой. Чайная Плесского общества трезвости. Но дело даже не в них. А в том, что Плес постепенно обретает то, ради чего люди бегут в малые города из мегаполисов – уют, камерность, соразмерность каждому конкретному человеку, пригодность для повседневной жизни. И это удается почувствовать даже во время не слишком продолжительной стоянки.

Конечно, здорово, что есть, помимо музеев Левитана и пейзажа, музей лаковой миниатюры Палеха и Холуя, музей древнерусской семьи, первобытный парк-музей, музей привидений и детских страшилок. Но не меньше очаровывают приезжих гостей и памятник Дачнице (имеющий портретное сходство с Софьей Кувшинниковой), и, в особенности, памятник одинокой кошке. Местное предание гласит, что он был поставлен четыре года назад на пьедестале, занятом когда-то типовой «девушкой с веслом». А что он означает? То ли преданная как собака кошка просто высматривает запропастившегося хозяина, то ли ожидает его возвращения с удачной рыбалки – кто бывал по вечерам в маленьких портах на греческих островах, тот поймет, о чем речь. Но самое главное – все близко, понятно, человечно и естественно.

От проблем, конечно, тоже никуда не деться. В прошлом году, по данным того же г-на Зотова, в Плесе было зафиксировано около 150 судозаходов. С Ярославлем или Костромой, конечно, не сравнить. Но надо ли больше? Не уверен. Все очарование Плеса вмиг пропадет, если он хоть немного станет со временем похож, ну, скажем, на летнюю Венецию. Вспомните слова Бродского (а Венеция, как известно, была его любимым городом) о топочущих и ржущих на разных языках людских стадах. Большая часть туристов стремится в Плес, без сомнения, из-за Левитана. А его музей, простите, не резиновый. И антропогенная нагрузка на старинное здание должна быть строго ограничена. Бывает, что многие теплоходы опаздывают и приходят в Плес в то время, когда музей уже закрыт или очередь в него такая, что шансов успеть просто нет. Конечно, это провоцирует порою очень серьезные конфликты на хорошо знакомом всем туристическим людям уровне «ну-пустите-хоть-на-пять-минут». Но что поделать? Закон суров, но это закон, как говорили древние.

И еще два слова, хотя они и выходят за пределы того, что можно разглядеть с борта теплохода, пусть и самого комфортабельного. Не на Плесе едином в этом районе Верхневолжья свет клином сошелся. Рядом – старинный Приволжск с изумительной по красоте свечкой-колокольней Никольского собора, богатое некогда село Середа (ныне город Фурманов) с чудо-храмом в русском стиле начала ХХ века. Словом, неспроста Ивановская область собирается присоединиться к проекту «Великая Волга».

 

Письмо пятое. «Городец – всем ремеслам отец»

Предварявший встречу с Нижегородской губернией древний Городец удивил гостей таким вот плакатом на пристани (фото).

«Это что, структура местного турпродукта?», – слегка оторопели пассажиры «Президента». В определенной мере – да. Кто не помнит пушкинской старухи из «Сказки о рыбаке и рыбке», выбившейся, по-нынешнему говоря в «новые русские»? «Наливают ей заморские вины, Заедает она пряником печатным». Можете не сомневаться, что «заедала» старуха пряником из старинного русского города Городца. Но разве мало было в России городов, славных вкусным пряничным производством? Прямо скажем – предостаточно. Да только вот ни в Туле, ни в Вязьме Пушкину побывать не довелось. Зато, владея имением в Нижегородской губернии (а «Сказка…», напомню, написана именно в Болдине), он никак не мог не попробовать городецких пряников.

В имени Городец ничего особенного для наших пращуров не было. Типовой, так сказать, топоним. Как сейчас какой-нибудь Ленинск, Советск или Красноармейск. Но отличать один Городец от другого все же надо было, и для того каждый соименный городок имел второе имя. Нынешний Касимов звался, например, Городцом Мещерским. А тот, о котором идет речь, был Городец Радилов. То есть стоящий на Волге, одно из древних имен которой – Ра.

Считается, что основан он был Юрием Долгоруким пять лет спустя после Москвы – в 1152 году. Имеет второе имя, известное по древней легенде, – Малый Китеж. Городец не раз спасал тех же нижегородцев. Так в 1378 году, после проигранной русскими битве на Пьяне, ордынский царевич Арапша дотла сжег Нижний, но к внушительным валам Городца, где укрылось все окрестное население, приступить не решился.

 

Свои в доску. Пряничную. В Городец можно приехать на автобусе или электричкой. Однако он издревле строился с таким расчетом, что гости будут прибывать только по Волге, и преисполняться уважением к нему, поднимаясь по левобережным кручам. Именно в Городце, в Федоровском монастыре остановился на пути из ордынского Сарая тяжко хворавший Александр Невский. В монастыре он и скончался. Быть бы той обители навеки чтимой русскими людьми, но никаких следов от нее сегодня не осталось, и уже не первый век спорят историки о месте ее расположения. Зато сохранились остатки крепости, прикрывавшей некогда ремесленные посады города. Давно сгорели деревянные стены и башни, просели и оплыли огромные валы, достигавшие когда-то 15-метровой высоты (сегодня – не больше семи), но старые-престарые сосны, растущие на них, могут поведать немало интересного.

Когда перестал Городец быть городом-воином, поневоле задумались его жители: чем теперь жить-то? Надежа была лишь на собственные головы и руки. Мастерами Городец славился всегда – не зря здешний уроженец мастер Прохор на равных с Андреем Рублевым и Феофаном Греком работал в Благовещенском соборе московского кремля.

Исчезнув на какое-то время со страниц русской истории, Городец затем появляется снова, этаким купцом-молодцом, королем средневолжской хлебной торговли – в картузе, в косоворотке, блестящих сапогах бутылками, с цепочкой серебряных часов. Но хлебной торговлей на Руси кого удивишь? А вот пряниками – почему нет? Запах только что вынутого из печи пряника для Городца – как Шанель номер пять для современной модницы. Жители его с достоинством расскажут, что-де пряники в Туле, конечно, вкусные, но городецким явно доводятся «меньшим братом». Потому как городецкими угощали польского посла Адама Олеария, посетившего Городец в 1636 году, и посол в своих записках весьма высоко о тех пряниках отозвался. В пушкинские времена их производили уже десятками тысяч пудов.

А вот в ХХ веке пряничный промысел запросто мог сгинуть. Но секрет изготовления ароматной продукции все же сохранили, как сохранили и другое диво – пряничные доски, изготовлением которых занимались целые династии мастеров. Многие из них можно увидеть в недавно возведенном Городе мастеров на волжском берегу (фото).

Терем – лишь самый красивый камень в целом ожерелье появившихся в последние годы в Городце музеев, большинство которых находится в верхней части города, в районе заповедной улицы Андрея Рублева. Музей «Городецкий пряник». Специальный детский музей «На Купеческой». Разумеется, историко-краеведческий музей. Музей самоваров (фото). Музей добра. Два последних открыты на базе личной коллекции главы областной налоговой службы.

 

 

Нечто о волжских дельфинах. Выйдя из входящего в городецкий музейный комплекс дома графини Паниной (история русского костюма, музыкальная гостиная, рукописные и старопечатные книги) стоит свернуть налево и внимательно посмотреть на его ворота, над которыми изображены какие-то очень странные существа – вытянутые, круглые, с большущей головой и хвостом. Дело в том, что один из хозяев дома (дело было почти двести лет назад) пожелал иметь на своих воротах… дельфинов. Где уж он их видел – Бог весть. А откуда крепостному резчику ведать, каковы они собой, эти самые дельфины? Ну, и изобразил по разумению своему – как фантазия, мера и красота подсказали. Остался ли доволен барин, про то история умалчивает. Но где тот мастер? И где тот барин? А «волжские дельфины» – вот они. Ухмыляются… (фото)

Многие из сохранившихся на набережной домов давно растиражированы фотографами в путеводителях и книгах о русской деревянной резьбе, одной из «столиц» которой давно является Городец. Здешние мастера отдавали предпочтение пропильной резьбе, превращающей доску в подобие кружевного платка. Еще лет двадцать-тридцать назад почти каждый дом в Городце был ее своеобразной энциклопедией. И только когда пресловутый ветер времени стал уносить деревянные чудо-кружева как паутину осенью, горожане опамятовались. Посмотрели на роскошные наличники, на древние валы, на прихотливо-крутые съезды к Волге, на старинные и добротные каменные дома, которым завидовали жители иных губернских городов, на развеселые пряничные доски и еще раз с остротою небывалою осознали, что городок-то их – всей Руси на диво.

Долгие годы не очень заметен он был в тени находящейся рядом огромной плотины и возникшего напротив, на правом берегу сугубо промышленного города Заволжье. Да и близость «закрытого города» в советские времена Горького визитам гостей отнюдь не способствовала. Теперь же в роскошном купеческом доме на набережной располагается Центр искусств, ремесел и туризма, весьма популярный у приезжих. Ибо только там можно не только повидать, но и приобрести многие из городецких чудес. И в первую очередь – знаменитую городецкую роспись. Промысел этот вырос самым прозаическим образом из весьма привычных нашим предкам донец. Донце, определяет Владимир Даль, это дощечка, на которую садится пряха, втыкая в нее гребень или кудель.

Донца поначалу украшали своеобразными инкрустациями – в мягкой липовой доске выдалбливали углубление, и вставляли в него украшения, к примеру, из мореного дуба. Но те донца требовали работы долгой, неспешной, обстоятельной. А продукции требовалось все больше, техника упрощалась, и, в конце концов, обернулась жизнерадостной и многоцветной росписью. Цветов – поболее, чем, скажем, в хохломской росписи: красный, желтый, синий, зеленый, белила и сажа. Сюжеты давно привычные и известные: ухажер с молодкой, красавица в кринолинах в мчащейся карете, прихотливо изогнувшие шею кони. Вроде бы все просто. Но мастера дело знают (пусть даже давно все забыли о прялках): в наших краях осенним или зимним вечером нередко бывает настроение вроде определенного поэтом «приходишь усталый – вешаться хочется». А глянешь на лихого конягу или «первого парня на деревне» с расписной доски – так и душой потеплеешь, и ближнему улыбнешься.

Улыбаться гостям в последнее время в Городце научились – и в том же Центре искусств, ремесел и туризма на набережной, и на великолепно-шумном, чисто уездном базарчике в верхнем городе. И в растущих как грибы на бывшей туристической целине новых гостиницах, череду которых открыла семь лет назад пока не совсем привычная для нас плавучая гостиница, внешне напоминающая когда-то многочисленные на Волге деревянные дебаркадеры. Девятисотлетний городок над Волгой благоухает пряниками, «оборачивает» гостя в кружева резьбы и веселит его звонкими, как поддужные бубенцы, красками росписей.

Сам же Нижний Новгород порадовал нас не только забытыми блюдами купеческой кухни (кто сейчас знает, что такое ушное?), но и подзабытым «блюдом» круизно-туристического «меню». Сколько сейчас осталось в России, да и в мире, действующих колесных пароходов, когда-то неторопливо утюживших все крупные русские реки? Один – 102-летний неувядаемый «Николай Гоголь» на Северной Двине. Но старичку готовится достойная смена. Пассажирское колесное судно нового поколения «Сура» (фото) представил Дмитрий Галкин, генеральный директор туристической компании «Гама», по чьему заказу оно и было построено.

«Сура» с ее колесным двигателем нового поколения невелика – 19 кают, 42 пассажира, 6 человек команды, 35 метров длины, 10 ширины, максимальная скорость 12 км в час. Кто-то довольно метко окрестил новое судно речным автобусом – почему нет? Ведь Россия сильна не только Волгой, Енисеем, Леной, Амуром и прочими гигантами, но и средними и малыми реками, общая протяженность которых – больше 60 тыс. км. А глубина, в среднем, лишь метр с лишним. На такую, практически незаполненную нишу коротких круизов по небольшим рекам «Сура», с ее почти невероятной по нынешним временам осадкой в 67 см, и рассчитана. Печалит одно – речной автобус существует пока только в единственном экземпляре.

 

Письмо седьмое. Гуляй-город на волжском острове

«В свете ж вот какое чудо: Остров на море лежит, Град на острове стоит, С златоглавыми церквами, С теремами и садами...» Пушкин писал эти строки осенью 1831 года, в первую болдинскую осень. Писал чисто умозрительно, ещё не подозревая, что несколько лет спустя, во время его путешествия в Оренбургскую губернию, по следам пугачёвского бунта, сказка обернётся явью, что охотно признал и сам Пушкин. Явью по имени Свияжск.

...В 1572 году, во время решавшей участь Руси битвы с крымскими татарами при Молодях судьбу сражения решило небольшое передвижное укрепление, звавшееся в те времена гуляй-городом. Самым же большим гуляй-городом в истории и был появившийся за двадцать лет до этого остров-град Свияжск. Появившийся как будто на специально созданном круглом острове в качестве выдвинутой далеко вперёд военной базы, крупнейшего форпоста у слияния Волги и Свияги, острия копья, нацеленного против непокорной Казани.

Родина Свияжска, его «исторический отец» – славный в былой нашей истории и сегодняшнем туризме город Углич, где из срубленных в его окрестностях вековых брёвен был за четыре месяца собран огромный город. Служивший в опричнине немецкий разведчик Генрих фон Штаден писал: «Великий князь приказал срубить город с деревянными стенами, башнями, воротами, как настоящий город; а балки и бревна переметить все сверху донизу. Затем этот город был разобран, сложен на плоты и сплавлен вниз по Волге, вместе с воинскими людьми и крупной артиллерией. Когда он подошел под Казань, он приказал возвести этот город и заполнить все укрепления землёй; сам он возвратился на Москву, а город этот занял русскими людьми и артиллерией и назвал его Свияжском».

Огромный – не преувеличение, не фигура речи. Все видевшие в ту пору Свияжск признавали, что по площади он превосходил Псков, Новгород и едва ли не Москву. А тот же Псков конца XVI века, по свидетельству побывавших под его стенами вместе с армией Стефана Батория воевод, был значительно больше тогдашних Парижа и Лондона.

Можно, конечно, и Штадену, и прочим мемуаристам не доверять, как говаривал поэт, «мало ли, что можно в книжке намолоть». Но сегодня любой скептик может в Иоанно-Предтеченском монастыре Свияжска увидеть подлинное диво – деревянную Троицкую церковь 1551 (!) года (фото), с «номерными» зарубками на толстенных брёвнах, по которым мастера заново собирали её на острове под Казанью. Зарубки эти, подобно угличскому ссыльному колоколу мигом «возвращают» в XVI век даже самых толстокожих...

После взятия Казани военная надобность в Свияжске отпала, и он превратился в посещаемый разве что многочисленными паломниками тихий (в 1913 году его население едва достигало трёх тысяч человек), но на редкость живописный городок с регулярной планировкой (фото с картины). На сравнительно небольшой его территории насчитывалось два монастыря и множество храмов. «Несмотря на свою незначительность, слаборазвитую торговлю и промыслы, он, однако, безусловно, заслуживает быть осмотренным туристом», – писал в 1909 году в своём путеводителе по Волге Владимир Гиляровский.

Успенский собор грозненских времён (фото) успел попасть во все учебники благодаря сохранившимся фрескам XVI века и изображению святого Христофора с собачьей головой (таких фресок в России всего две).

В ХХ веке смиренно-провинциальное житьё Свияжска закончилось. В 1918 году на остров пожаловал наркомвоенмор Троцкий – деревянный дом, в котором он квартировал, сохранился. Помимо многочисленных казней запомнился он свияжцам и тем, что по его инициативе на главной площади городка на выкрашенном суриком пьедестале был воздвигнут памятник... Иуде, как «первому революционеру». О том, сколько простоял сей монумент, историки спорят до сих пор – то ли три дня, то ли три недели...

Однако «иудин след» в судьбе Свияжска остался. В 1932-м из города он превратился в село, каковым формально остаётся и до сих пор. Четыре храма из одиннадцати были уничтожены, в том числе собор Рождества Богородицы, ровесник города. А в большинстве остальных были размещены склады и, применяя советские термины, исправительно-трудовые и лечебные (читай – психушка) учреждения. Кроме того, в 1957 году при наполнении Куйбышевского водохранилища Свияжск превратился в самый настоящий остров. Весь ХХ век добраться до острова-града было сложновато: ближайшая железнодорожная станция находится в шести километрах, да и островное положение не слишком способствовало росту турпотока. Только в 2008 году его соединили дамбой с волжским берегом

Сегодня без особого преувеличения и риска впасть в банальность можно предсказать, что ближайшее время Свияжску, с 1998 года – кандидату на попадание в списки Всемирного наследия ЮНЕСКО, суждено стать одним из главных туристических чудес если не всей России, то всей Волги. Стать не в последнюю очередь благодаря тому, что его спасением занялся Фонд возрождения памятников истории и культуры Республики Татарстан, возглавляемый первым ее президентом Минтимером Шаймиевым. Только за последние годы в реставрационные работы вложено более 3 млрд. рублей. Фонд помогает в осуществлении комплексной программы «Культурное наследие Республики Татарстан: древний город Болгар и остров-град Свияжск». В ней суховато значится, что «работы по восстановлению острова Свияжск проходят в двух направлениях: улучшается городская инфраструктура и сохраняются старинные фасады и фундаменты, реставрируются архитектурные памятники и интерьеры, проводятся археологические работы».

Что же это означает на практике? В 2009 году на острове был создан музей-заповедник. Совсем недавно главным «шрамом», портившим свияжский ландшафт, были тянувшиеся через всю Волгу мачты с проводами ЛЭП, торчавшие на уродливых «быках». Сегодня все коммуникации убраны. Неподалёку от Успенского монастыря виднелись не слишком приглядные домишки местных жителей, которых на острове насчитывается около трёхсот. Сегодня для них выстроены новые дома в стиле провинциальной русской архитектуры начала прошлого века (фото).

Ещё пару лет назад к Успенскому монастырю можно было без проблем подойти только в очень сухую погоду. Сегодня когда-то изрытая ухабами и канавами непроезжая площадь замощена, открыт комплекс конного двора (XVII век) с ремесленными мастерскими, гостиницей и рестораном. На Успенской улице, ведущей вдоль восстановленной монастырской стены к пристани, открыт Музей истории Свияжска (фото). Напротив только что заложенный музейный сад с концертной площадкой, в котором высажены самые типичные для Среднего Поволжья деревья.

Взамен весьма невнятного причала построен новый речной вокзал (фото), и с будущего года Свияжск сможет принимать большие круизные теплоходы.

Со временем рядом с речным вокзалом появится специальный павильон, где можно будет увидеть воссозданную по старинным чертежам и описаниям копию 12-вёсельной ладьи, на которой во время своего путешествия по Волге в Свияжск прибыл император Павел I. Конечно, можно воссоздать и утраченные храмы, в первую очередь собор Рождества Богородицы, на месте которого сейчас своего рода погребальный курган (фото). Но кем эти храмы будут наполняться? «Своего» населения в Свияжске маловато. Так что это – дело весьма далёкого будущего.

«Остров-град» вместе с музеем-заповедником в Великом Булгаре, безусловно, самые яркие и выразительные символы сегодняшнего развития туристической отрасли в Татарстане. В республике работают более 550 туристических компаний, в том числе 67 туроператоров, 85% которых работают на развитие внутреннего и въездного туризма. Внутренний туристский поток за последние 5 лет ежегодно увеличивается в среднем на 12% – это один из лучших показателей в России. Туристский поток в 2010 году составил 1113,5 тыс. человек (с учетом экскурсантов – 1,6 млн. человек), объем оказанных туристских услуг – 5,2 млрд. рублей, что в 2,4 раза больше, чем в 2005 году.

Положительная динамика роста сохранилась и в прошлом году, наиболее высокими темпами развивался гостиничный сектор и туристские услуги. За три квартала 2011 года в 152 (97 из них – в Казани) коллективных средствах размещения Татарстана было принято без малого 819,5 тыс. человек. Непосредственно в Свияжске открылись два гостиничных комплекса – «Дом Каменева» на 11 номеров и гостиница в здании богадельни на 11 мест. В прошлом году Министерство по делам молодежи, спорту и туризму приняло участие в тринадцати международных туристских выставках. Результаты не замедлили сказаться: всё больше народу приезжает на знаменитый летний праздник Сабантуй, весьма популярна давно продвигаемая на рынок туристская программа «Три столицы России: Санкт-Петербург – Москва – Казань».

Но Татарстан – это не только Свияжск и Великий Булгар. В Арском и Высокогорском районах создаётся новый этнографический маршрут «Душа татарского народа», в Тетюшском – программа «В малые города за большой историей». Помимо этого – рыболовные туры Камско-Устьинского района, экологические маршруты Верхнеуслонского района, сельский туризм в Лаишевском («Шуранское подворье»), Пестречинском («Сердинка») и Высокогорском («Страусиная ферма» в деревне Ямашурма) районах.

И всё же, Свияжску уготовано, похоже, и в самом Татарстане, и на «главной улице России» Волге место совершенно особое. «Я очень люблю этот остров. Временами он напоминает мне древнего седого мудрого старца. И как все пожилые люди, он порой ворчлив, чем-то недоволен, – сказал как-то отец Кирилл, настоятель Успенского монастыря. – С другой стороны, напоминает крикливого младенца, который только-только родился и которому нужна помощь...».

 

Ещё о Речные круизы